Неточные совпадения
— Мы с ним большие друзья. Я очень хорошо знаю его.
Прошлую зиму, вскоре после того… как вы у нас были, — сказала она с виноватою и вместе доверчивою улыбкой, у Долли дети все были
в скарлатине, и он зашел к ней как-то. И можете себе представить, — говорила она шопотом. — ему так жалко стало ее, что он
остался и стал помогать ей ходить за детьми. Да; и три недели прожил у них
в доме и как нянька ходил за детьми.
— Было четверо, двое
осталось: мальчик и девочка. Вот
в прошлый мясоед отняла.
Как ей быть?
Оставаться в нерешительном положении нельзя: когда-нибудь от этой немой игры и борьбы запертых
в груди чувств дойдет до слов — что она ответит о
прошлом! Как назовет его и как назовет то, что чувствует к Штольцу?
(Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы случилось, что мать пережила господина Версилова, то
осталась бы буквально без гроша на старости лет, когда б не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные процентами и которые он оставил ей все целиком, до последнего рубля,
в прошлом году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже
в то еще время.)
Власть
прошлого над человеком
остается и
в самых радикальных революциях.
Дерсу замолк и задумался. Перед ним воскресло далекое
прошлое. Он весь ушел
в эти воспоминания. Задумался и я. Действительно, Приморье быстро колонизировалось. Недалеко уже то время, когда от первобытной, девственной тайги и следа не
останется. Исчезнут и звери.
С января до апреля 1907 года я был занят составлением отчетов за
прошлую экспедицию и только
в половине мая мог начать сборы
в новое путешествие.
В этих сборах есть всегда много прелести. Общий план экспедиции был давно уже предрешен,
оставалось только разработать детали.
Не очень часто вспоминает Вера Павловна
прошлое своей нынешней любви; да,
в настоящем так много жизни, что
остается мало времени для воспоминаний.
Да, это была одна из светлых эпох нашей жизни, от
прошлых бурь едва
оставались исчезавшие облака; дома,
в кругу друзей, была полная гармония!
Если аристократы
прошлого века, систематически пренебрегавшие всем русским,
оставались в самом деле невероятно больше русскими, чем дворовые
оставались мужиками, то тем больше русского характера не могло утратиться у молодых людей оттого, что они занимались науками по французским и немецким книгам. Часть московских славян с Гегелем
в руках взошли
в ультраславянизм.
Вынула она из сундука несколько новин полотна, вспомнила, что от
прошлого года целый кусок ситца
остался, выпросила у соседей выкроечек и теперь сидит
в зале, кроит и режет вместе с двумя швеями-мастерицами.
— Матушка
прошлой весной померла, а отец еще до нее помер. Матушкину деревню за долги продали, а после отца только ружье
осталось. Ни кола у меня, ни двора. Вот и надумал я: пойду к родным, да и на людей посмотреть захотелось. И матушка, умирая, говорила: «Ступай, Федос,
в Малиновец, к брату Василию Порфирьичу — он тебя не оставит».
В письме к Мишле,
в котором Герцен защищает русский народ, он пишет, что
прошлое русского народа темно, его настоящее ужасно,
остается вера
в будущее.
5 июля 1890 г. я прибыл на пароходе
в г. Николаевск, один из самых восточных пунктов нашего отечества. Амур здесь очень широк, до моря
осталось только 27 верст; место величественное и красивое, но воспоминания о
прошлом этого края, рассказы спутников о лютой зиме и о не менее лютых местных нравах, близость каторги и самый вид заброшенного, вымирающего города совершенно отнимают охоту любоваться пейзажем.
— А время-то какое?.. — жаловался Родион Потапыч. — Ведь
в прошлом году у нас стоном стон стоял… Одних старателишек неочерпаемое множество, а теперь они и губу на локоть. Только и разговору: Кедровская дача, Кедровская дача. Без рабочих совсем
останемся, Степан Романыч.
Хорошо и любовно зажил Родион Потапыч с молодой женой и никогда ни одним словом не напоминал ее
прошлого: подневольный грех
в счет не шел. Но Марфа Тимофеевна все время замужества
оставалась туманной и грустной и только перед смертью призналась мужу, чтó ее заело.
— Пустой человек, — коротко решил Зыков. — Ничего из того не будет, да и дело
прошлое… Тоже и
в живых немного уж
осталось, кто после воли на казну робил. На Фотьянке найдутся двое-трое, да
в Балчуговском десяток.
Когда,
в середине
прошлого столетия, эта полоса целиком попала
в одни крепкие руки, Ключи превратились
в Ключевской завод, а Самосадка так и
осталась пристанью.
Сюда пишут, что
в России перемена министерства, то есть вместо Строгонова назначается Бибиков, но дух
остается тот же, система та же.
В числе улучшения только налог на гербовую бумагу. Все это вы, верно, знаете, о многом хотелось бы поговорить, как, бывало,
прошлого года,
в осенние теперешние вечера, но это невозможно на бумаге.
Нечто, подобное этому непостижимому року, пронеслось и над Ямской слободой, приведя ее к быстрой и скандальной гибели. Теперь вместо буйных Ямков
осталась мирная, будничная окраина,
в которой живут огородники, кошатники, татары, свиноводы и мясники с ближних боен. По ходатайству этих почтенных людей, даже самое название Ямской слободы, как позорящее обывателей своим
прошлым, переименовано
в Голубевку,
в честь купца Голубева, владельца колониального и гастрономического магазина, ктитора местной церкви.
Много прошло уже времени до теперешней минуты, когда я записываю все это
прошлое, но до сих пор с такой тяжелой, пронзительной тоской вспоминается мне это бледное, худенькое личико, эти пронзительные долгие взгляды ее черных глаз, когда, бывало, мы
оставались вдвоем, и она смотрит на меня с своей постели, смотрит, долго смотрит, как бы вызывая меня угадать, что у ней на уме; но видя, что я не угадываю и все
в прежнем недоумении, тихо и как будто про себя улыбнется и вдруг ласково протянет мне свою горячую ручку с худенькими, высохшими пальчиками.
От целого славного
прошлого в его памяти
осталось что-то смутное, несвязное, порою даже как будто неожиданное.
— Да точно так-с. Теперь конец месяца, а сами вы изволите помнить, что его высокородие еще
в прошлом месяце пытал меня бранить за то, что у меня много бумаг к отчетности
остается, да посулил еще из службы за это выгнать. Ну, а если мы эту бумагу начнем разрешать, так разрешим ее не раньше следующего месяца, а дополнительных-то сведений потребуешь, так хоть и не разрешена она досконально, а все как будто исполнена: его высокородие и
останутся довольны.
Въезжая
в этот город, вы как будто чувствуете, что карьера ваша здесь кончилась, что вы ничего уже не можете требовать от жизни, что вам
остается только жить
в прошлом и переваривать ваши воспоминания.
Вглядываясь
в жизнь, вопрошая сердце, голову, он с ужасом видел, что ни там, ни сям не
осталось ни одной мечты, ни одной розовой надежды: все уже было назади; туман рассеялся; перед ним разостлалась, как степь, голая действительность. Боже! какое необозримое пространство! какой скучный, безотрадный вид!
Прошлое погибло, будущее уничтожено, счастья нет: все химера — а живи!
—
Прошлый раз, Порфирий, угощал ты меня вишневой наливкой. Изумительная была наливка, но только
в долгу — как хочешь —
оставаться я не люблю. Вот…
Но от
прошлого он никак не мог отвязаться. Ведь любила же его Юленька… И вдруг
в один миг все рухнуло, все пошло прахом, бедный юнкер
остался в одиночестве среди просторной и пустой дороги, протягивая руку, как нищий, за подаянием.
Валерия и Людмила сшили для себя замысловатые, но живописные наряды: цыганкою нарядилась Людмила, испанкою — Валерия. На Людмиле — яркие красные лохмотья из шелка и бархата, на Валерии, тоненькой и хрупкой — черный шелк, кружева,
в руке — черный кружевной веер. Дарья себе нового наряда не шила, — от
прошлого года
остался костюм турчанки, она его и надела, — решительно сказала...
— Это Фома Фомич на
прошлой неделе закричал, что не хочет
оставаться в доме, и вдруг побежал
в огород, достал
в шалаше заступ и начал гряды копать.
Зарубин и Мясников поехали
в город для повестки народу,а незнакомец,
оставшись у Кожевникова, объявил ему, что он император Петр III, что слухи о смерти его были ложны, что он, при помощи караульного офицера, ушел
в Киев, где скрывался около года; что потом был
в Цареграде и тайно находился
в русском войске во время последней турецкой войны; что оттуда явился он на Дону и был потом схвачен
в Царицыне, но вскоре освобожден верными казаками; что
в прошлом году находился он на Иргизе и
в Яицком городке, где был снова пойман и отвезен
в Казань; что часовой, подкупленный за семьсот рублей неизвестным купцом, освободил его снова; что после подъезжал он к Яицкому городку, но, узнав через одну женщину о строгости, с каковою ныне требуются и осматриваются паспорта, воротился на Сызранскую дорогу, по коей скитался несколько времени, пока наконец с Таловинского умета взят Зарубиным и Мясниковым и привезен к Кожевникову.
Я только хотел сказать тебе, что из всего этого мертвого
прошлого, изо всех этих —
в дым и прах обратившихся — начинаний и надежд
осталось одно живое, несокрушимое: моя любовь к тебе.
— Я не хочу, чтобы про тебя говорили так, как начали говорить. То, что ты сделала
в прошлом, — чистое и честное дело, несмотря на кровь, таким оно и должно
остаться в поучение людям!
До лета
прошлого года другою гордостью квартала была Нунча, торговка овощами, — самый веселый человек
в мире и первая красавица нашего угла, — над ним солнце стоит всегда немножко дольше, чем над другими частями города. Фонтан, конечно,
остался доныне таким, как был всегда; всё более желтея от времени, он долго будет удивлять иностранцев забавной своей красотою, — мраморные дети не стареют и не устают
в играх.
— Становясь на вашу точку зрения, я чувствую, что мне ничего не
остается: я упразднена, я должна осудить себя
в прошлом и не вижу, чего могу держаться дальше.
Как ни хорошо устроилась Александра Васильевна, а все-таки, сидя
в ее маленькой комнатке, трудно было освободиться от тяжелого и гнетущего чувства; одна мысль, что человеку во цвете лет приходится жить воспоминаниями
прошлого счастья и впереди не
оставалось ровно ничего, кроме занятий с детьми, — одна эта мысль заставляла сердце сжиматься. Точно угадывая мои мысли, Александра Васильевна с своей хорошей улыбкой проговорила...
Анисим оглядывался на церковь, стройную, беленькую — ее недавно побелили, — и вспомнил, как пять дней назад молился
в ней; оглянулся на школу с зеленой крышей, на речку,
в которой когда-то купался и удил рыбу, и радость колыхнулась
в груди, и захотелось, чтобы вдруг из земли выросла стена и не пустила бы его дальше и он
остался бы только с одним
прошлым.
В этом двустишии Пушкина выражается общий смысл условной морали. Софья никогда не прозревала от нее и не прозрела бы без Чацкого никогда, за неимением случая. После катастрофы, с минуты появления Чацкого
оставаться слепой уже невозможно. Его суда ни обойти забвением, ни подкупить ложью, ни успокоить — нельзя. Она не может не уважать его, и он будет вечным ее «укоряющим свидетелем», судьей ее
прошлого. Он открыл ей глаза.
На Фоминой, когда мы уже собирались ехать, все было уложено, и муж, делавший уже покупки подарков, вещей, цветов для деревенской жизни, был
в особенно нежном и веселом расположении духа, кузина неожиданно приехала к нам и стала просить
остаться до субботы, с тем чтоб ехать на раут к графине Р. Она говорила, что графиня Р. очень звала меня, что бывший тогда
в Петербурге принц М. еще с
прошлого бала желал познакомиться со мной, только для этого и ехал на раут и говорил, что я самая хорошенькая женщина
в России.
— Нет, я неправду говорил, что не жалею
прошлого; нет, я жалею, я плачу о той прошедшей любви, которой уж нет и не может быть больше. Кто виноват
в этом? не знаю.
Осталась любовь, но не та,
осталось ее место, но она вся выболела, нет уж
в ней силы и сочности,
остались воспоминания и благодарность, но…
Лысевич порылся
в одной книжке, потом
в другой и, не найдя изречения, успокоился. Стали говорить о погоде, об опере, о том, что скоро приедет Дузе. Анна Акимовна вспомнила, что Лысевич и, кажется, Крылин
в прошлом году обедали у нее, и теперь, когда они собрались уходить, она искренно и умоляющим голосом стала доказывать им, что так как они уже больше никуда не поедут с визитом, то должны
остаться у нее пообедать. После некоторого колебания гости согласились.
Ленские станки — это как бы сколок
прошлых веков, оставленный на далекой реке
в нетронутом виде периодом российских реформ, как
остается зимний лед
в глубоких ущельях…
Обстоятельства, однако, скоро показали, что, рассуждая таким образом, я очень грубо заблуждался. Привычка к литературным прегрешениям, как мы скоро увидим, не оставляет литературных духов и за гробом, а читателю будет предстоять задача решить:
в какой мере эти духи действуют успешно и
остаются верны своему литературному
прошлому.
Хотя
в этом и не было забвения
прошлого, но он принес ей с собою то, что
в ее думах и воспоминаниях все менее и менее
оставалось теперь едкой горечи и тоскливого гнета.
Как ни ненавидела я Доурова, как ни презирала его, а все-таки он был теперь последней связью моей с нашим домом, с родным Гори, с дорогими и близкими людьми, например, Людой и князем Андро, которых я горячо любила. Последняя связь с
прошлым исчезала и со мной
оставались лишь эти чернеющие во мраке стены и неведомые люди
в этих стенах…
Один
остался в светелке Петр Степаныч. Прилег на кровать, но, как и
прошлую ночь, сон не берет его… Разгорелась голова, руки-ноги дрожат,
в ушах трезвон,
в глазах появились красные круги и зеленые… Душно… Распахнул он миткалевые занавески, оконце открыл. Потянул
в светлицу ночной холодный воздух, но не освежил Самоквасова. Сел у окна Петр Степаныч и, глаз не спуская, стал глядеть
в непроглядную темь. Замирает, занывает, ровно пойманный голубь трепещет его сердце. «Не добро вещует», — подумал Петр Степаныч.
Она часто во время
прошлой зимы навещала воспитанниц и, привезенная сюда с утра
в эти коричневые стены,
оставалась здесь до самого вечера, присутствуя на уроках приюток, играя с ними до ужина
в большой зале. Перед ужином за ней присылалась худая, прямая, как палка, англичанка мисс Топ, и Нан уезжала, обещая приехать через неделю.
Чтобы совершенно избавиться от всех этих выездов и гостей, она
прошлою осенью решила
остаться на всю зиму
в деревне.
У него
остается коренная двусмысленность: есть ли превращение человека
в функцию экономического процесса грех, зло
прошлого, капиталистической эксплуатации или это есть онтология человека.
— Если это так, — громко, после некоторой паузы, начал он, — то мне действительно
остается только поблагодарить за оказанную мне
в прошлом честь и отказаться. Я ясно вижу, что против меня велась интрига — сильная интрига. Я оклеветан и твердо убежден, что впоследствии общество оценит мои заслуги и раскается
в своем поступке против меня, но тогда уже будет поздно…
Староста вышел. Княгиня Васса Семеновна
осталась одна. Некоторое время она сидела
в глубокой задумчивости. Доклад старосты, состоявший из двух слов: «Никита вернулся», всколыхнул печальное отдаленное
прошлое княгини.